Заметки, события, наблюдения
Болхов – один из немногих городов, удостоенных внимания рыцаря печального смеха, поэта с "ядовитым" пером, любившего Россию, Саши Черного. В 1911 году Александр Михайлович Гликберг (настоящее имя поэта) побывал в Болхове, когда отдыхал в деревне Кривцово у местного поэта Евгения Сокола. Давайте вчитаемся в появившиеся после этого строки…
Уездный город Болхов (1911)
На одерской площади понурые одры,
Понурые лари и понурые крестьяне.
Вкруг одерской площади груды пестрой рвани:
Номера, лабазы и постоялые дворы.
Воняет кожей, рыбой и клеем.
Машина в трактире хрипло сипит.
Пыль кружит по улице и забивает рот,
В'едается в глаза, клеймит лицо и ворот.
Боровы с веревками оживляют город
И, моргая веками, дрыхнут у ворот.
Заборы-заборы-заборы-заборы.
Мостки, пустыри и пыльный репей.
Коринфские колонны облупленной семьей
Поддерживают кров "мещанской богадельни".
Средь нищенских домов упорно и бесцельно
Угрюмо-пьяный чуйка воюет со скамьей.
Сквозь мутные стекла мерцают божницы.
Два стражника мчатся куда-то в карьер.
Двадцать пять церквей пестрят со всех сторон.
Лиловые, и желтые, и белые в полоску.
Дева у окна скребет перстом прическу.
В небе караван тоскующих ворон.
Воняет клеем, пылью и кожей.
Стемнело. день умер. куда бы пойти?..
На горе бомондное гулянье в "городке":
Извилистые ухари в драконовых
И вспухшие от сна кожевницы в корсетах
Ползут кольцом вкруг "музыки", как стая мух в горшке.
Кларнет и гобой отстают от литавров.
"Как ночь -то лунаста!"-"лобзаться вкусней!"-
А внизу за гривенник волшебный новый яд-
Серьезная толпа застыла пред экраном:
"Карнавал в венеции", "любовник под диваном".
Шелушат подсолнухи, вздыхают и кряхтят...
Мальчишки прильнули к щелкам забора.
Два стражника мчатся куда-то в карьер.
Сатиры и лирика, 1911. С. 43–44.
Чтобы лучше понять эти строки о Болхове, необходимо вспомнить, что Саша Черный провел детство в Одессе. Его дальнейшая судьба меняла тяжелые испытания на взлеты везений. Творчество нередко было сопряжено с большими скандалами. Все это вместе позволяет увидеть разницу подходов «Золотого века» русской литературы от века серебряного: откровенность, смелость, неоднозначность и провокационность становятся ориентирами для многих авторов начала прошлого века, желающих заявить о себе, пусть даже эпатируя публику.
Одессит Александр Гликберг, прежде чем превратиться в поэта Сашу Черного и стать одним из символов Серебряного века, успел побродяжничать, не доучиться в гимназии, послужить в армии, поработать на таможне и жениться на ученице профессора Александра Введенского, крупнейшего русского философа и богослова. Человеку свойственно оценивать окружающий мир через призму личного опыта. И чтобы понять специфику взгляда, колористику мироощущения Саши Черного давайте обратимся к еще одному его стихотворению, родившемуся примерно в эти же годы и посвященному другому городу - Санкт-Петербургу - столице Российской империи.
Окраина Петербурга
Время года неизвестно.
Мгла клубится пеленой.
С неба падает отвесно
Мелкий бисер водяной.
Фонари горят как бельма,
Липкий смрад навис кругом,
За рубашку ветер-шельма
Лезет острым холодком.
Пьяный чуйка обнял нежно
Мокрый столб — и голосит.
Бесконечно, безнадежно
Кислый дождик моросит…
Поливает стены, крыши,
Землю, дрожки, лошадей.
Из ночной пивной всё лише
Граммофон хрипит, злодей.
«Па-ца-луем дай забвенье!»
Прямо за сердце берет.
На панели тоже пенье:
Проститутку дворник бьет.
Брань и звуки заушений…
И на них из всех дверей
Побежали светотени
Жадных к зрелищу зверей.
Смех, советы, прибаутки,
Хлипкий плач, свистки и вой —
Мчится к бедной проститутке
Постовой городовой.
Увели… Темно и тихо.
Лишь в ночной пивной вдали
Граммофон выводит лихо:
«Муки сердца утоли!»
Маяковский говорил, что любил стихи Черного за язвительный антиэстетизм. Вот еще стихотворение Саши Черного о Питере.
"Желтый дом"
Семья - ералаш, а знакомые - нытики,
Смешной карнавал мелюзги.
От службы, от дружбы, от прелой политики
Безмерно устали мозги.
Возьмешь ли книжку - муть и мразь:
Один кота хоронит,
Другой слюнит, разводит грязь
И сладострастно стонет…
Петр Великий, Петр Великий!
Ты один виновней всех:
Для чего на север дикий
Понесло тебя на грех?
Восемь месяцев зима, вместо фиников - морошка.
Холод, слизь, дожди и тьма - так и тянет из окошка
Брякнуть вниз о мостовую одичалой головой…
Негодую, негодую… Что же дальше, боже мой?!
Каждый день по ложке керосина
Пьем отраву тусклых мелочей…
Под разврат бессмысленных речей
Человек тупеет, как скотина…
Есть парламент, нет? Бог весть,
Я не знаю. Черти знают.
Вот тоска - я знаю - есть,
И бессилье гнева есть…
Люди ноют, разлагаются, дичают,
А постылых дней не счесть.
Где наше - близкое, милое, кровное?
Где наше - свое, бесконечно любовное?
Гучковы, Дума, слякоть, тьма, морошка…
Мой близкий! Вас не тянет из окошка
Об мостовую брякнуть шалой головой?
Ведь тянет, правда?
После таких строк мы понимаем, что Саша Черный намного лучше относится к Болхову, чем к Санкт-Петербургу. И сам факт внимания "серебряного" поэта к относительно небольшому провинциальному городу и вдохновение, подаренное именно этим городом автору, заслуживают внимания.
А напоследок, строки Сергея Есенина о еще одном крупном российском городе, совсем недавно вернувшем себе статус столицы - Москве...
Да! Теперь решено. Без возврата
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит… чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.
Сердце бьётся всё чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
— Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог.
1922 г.
Примечание
В берлинском издании стихотворение перенесено в другую книгу: Сатиры, 1922 (раздел „Провинция“).
Одер — изможденная лошадь, кляча.
Машина в трактире — механизированный орган (фисгармония), который обычно заводился в трактирах для развлечения посетителей.
Стражник — рядовой конной полиции в уезде. Набирались обычно из местных жителей, отслуживших военную службу в кавалерии.
Бомондное — великосветское, благородное (от фр. beau monde — высший свет).
„Карнавал в Венеции“, „Любовник под диваном“ — названия фильмов скорее всего стилизованно-пародийные.
О русском кружеве, как отдельном направлении в искусстве кружевоплетения, Европа впервые заговорила в конце 18 века. До этого считалось, что превзойти мастериц из Италии и Бельгии, которые занимались этим делом испокон веков, практически невозможно. Император Петр I, перенимавший за границей все самое лучшее, в свое время завез в Россию европейских кружевниц, чтобы они обучили своему мастерству русских девушек. Учились девушки исправно, но в своих работах лишь копировали европейский стиль кружевоплетения, не придумывая ничего нового.
Так продолжалось до тех пор, пока не появились мценские кружева, которые внесли в процесс кружевоплетения особый колорит. Мастерицы из небольшого города Мценска Орловской губернии смело вышли за границы европейских стандартов и создали свой неповторимый стиль. Тогда и заговорили в Европе о русском кружеве.
Небольшой поселок Шаблыкино, в котором проживает всего около трех тысяч человек, известен тем, что рядом с ним находится огромный парк, некогда принадлежавший помещику Николаю Васильевичу Киреевскому. В первой половине 19 века усадьбу Киреевского называли вторым Петергофом – ведь такого великолепия, которое обустроил Киреевский на своих землях, больше никто из российских помещиков не мог себе позволить.
Сегодня от впечатляющего дизайна этой территории почти ничего не осталось (виды «второго Петергофа» можно увидеть лишь на гравюрах художника 19 века Рудольфа Жуковского), но побывать здесь стоит хотя бы для того, чтобы пройтись по тем самым аллеям, где гуляли в свое время часто приезжавшие в гости к Кирееву Лев Толстой, Иван Тургенев, Николай Гоголь, а также многие другие знаменитые писатели, художники и ученые.
Подробнее: Орловский Петергоф: парк помещика Н. В. Киреевского в Шаблыкино
В ста метрах от деревни Плешково, названной по фамилии своего основателя еще в XVI веке, находится месторождение отличной огнеупорной глины объём которой оценивается в 4 млн. тонн. Местные жители, не имея возможности полностью обеспечивать себя ведением сельского хозяйства, были вынуждены искать приработок, чем и стало гончарное дело.
В 1880 году «Указатель промыслов Орловской губернии» сообщал, что «…плешковский промысел имеет немалую давность». Однако, его расцвет совпал лишь с началом XX века. Тогда в деревне было около 100 дворов, где проживало порядка 500 человек.
Люди старшего поколения до сих с ностальгией вспоминают новогодние открытки с забавными зверушками, которые в больших количествах закупались для поздравления родных и друзей по всему огромному Советскому Союзу. С их появлением в доме начиналось волшебное время ожидания праздника и бесконечное заглядывание в почтовый ящик. Эти добрые открытки с улыбчивыми зайчиками, ежиками, Дедом Морозом и Снегурочкой были первыми предвестниками счастливых новогодних дней – вместе со сверкающей елкой, запахом мандаринов и неизменным салатом оливье.
- «Бирюзовое кольцо России» представлено на фестивале «Путешествие в Рождество» у одной из главных новогодних елок страны
- Правильный уход за лыжами и сноубордом в сезон
- Режиссёр Андрей Тарковский делится с нами своим литературным вкусом
- Подборка книг для дождливых осенних вечеров
- Иван Бунин о Чехове и Толстом